Михаил Резникович: "Тревожно, когда театральная жизнь приобретает характер конвейера"

На этой неделе Русская драма выпускает премьеру - "Наполеон и корсиканка" (по пьесе Иржи Губача). Режиссер спектакля Михаил Резникович рассказал "Ведомостям" о постановке, а также чем живет сегодня Национальный театр им. Леси Украинки.

- Михаил Юрьевич, помнится, не так давно вы собирали труппу и читали новую пьесу Гельмана "Профессионалы победы" - о предвыборных технологиях...

Но почему пьеса так и не появилась в афише, а вместо нее - "Корсиканка", которая сегодня уже идет в двух столичных театрах?

- В свое время пьесы Гельмана - "Протокол одного заседания", "Мы, нижеподписавшиеся", "Зинуля", "Скамейка" - были очень популярны. Их основной запал - публицистический. По тем временам это было чрезвычайно остро, даже обжигающе... Не помню точно, в какой пьесе, но у Гельмана есть фраза, которая и сегодня актуальна как для России, так и для Украины: "Любовь к Родине - это вам не березки обнимать..." Но, возвращаясь к "Профессионалам", замечу, что и в этой, и в некоторых других его пьесах заметна некая геометричность построения, в те времена наполнявшаяся духовной болью замечательных актеров, которые как бы внутренне оппонировали тому режиму... Это было эффектно. Сейчас, мне кажется, от пьесы может остаться только "геометрия". Поэтому - мимо...

...Теперь что касается "Наполеона и корсиканки"... Идея постановки этой комедии во многом осуществилась потому, что из трех предложенных нами пьес именно "Корсиканка" заинтересовала художника Давида Боровского. Мне кажется, Боровский в своем, характерном для него стиле метафорической правды создал замечательную сценографию - простую и oбразную одновременно. Работать с таким художником непросто, поскольку он предлагает решения интересные, парадоксальные, а актеры должны их оправдать. Но если они "не дотягиваются", не оправдывают предложенное художником, то талантливое решение, пусть даже отдельного эпизода, становится чисто формальным. В процессе работы над спектаклем я обнаружил немало сложностей, подводных рифов... Пьеса написана лет сорок пять тому назад, в ней много публицистичности, обилие реприз. А вот вытащить из нее настоящие, правдивые взаимоотношения героев - оказалось не так-то просто. Мы стараемся. Судить - зрителям. Единственное, что можно сказать абсолютно определенно, артисты, занятые в спектакле "Наполеон и корсиканка", работой увлечены. И это создает творческую атмосферу на репетициях.

Так случилось, что примерно месяц тому назад мы назначили премьеру этого спектакля на 26 декабря... Будем надеяться, что выборы не помешают зрителям прийти в театр. Сегодня, в конкретный исторический момент жизни страны, эта пьеса, как оказалось, почти обжигает проблемой, которая как-то раньше не так явно в ней прочитывалась, - человек и власть. И очень многие высказывания Наполеона звучат весьма современно.

- Этой осенью ваш театр выезжал в Москву, Ригу и Мюнхен. Три гастрольных пункта - и три зрительских "социума". Как принимали? Чем отличалась реакция московской публики от, скажем, прибалтийской?

- В Москве мы показали "Насмешливое мое счастье", "Волки и овцы". И два спектакля малой формы - "Александр Вертинский. Бал Господень" и "Julia@Romeo. com" ("Norway. Today"). Принимали нас одинаково замечательно и в Москве, и в Риге, и в Мюнхене. Другое дело, что в Риге, например, был просто шок... Там есть особая русская среда, которая ждет - жаждет! - театра психологического, духовного... Русский театр там субсидируется только на 20 процентов. Поэтому у них вообще более острые ощущения на чеховскую тему. Но и в Москве, и в Мюнхене это цепляет.

В Мюнхене мы успешно выступили в рамках Чеховского фестиваля, который открывался "Насмешливым...". Там были и другие русские театры. Но эмблемой фестиваля стала Наталья Доля в роли Лики Мизиновой из нашего спектакля.

- Трудно предположить реакцию московской публики и особенно критики на ваши работы, если они пресыщены...

- В Москве для меня интересно мнение нескольких людей. И эти люди пришли на спектакли. У нас состоялся серьезный разговор с Анатолием Мироновичем Смелянским. Он выдающийся мыслитель современного театра, понимает в равной мере профессию и режиссера, и актера, и умеет выразить, объяснить их суть. Ему, кстати, понравилось "Насмешливое...", но он сказал любопытную вещь: постановку держит форма, в которую можно вставлять что-то еще и еще. Ему хотелось бы присутствия в спектакле и других мыслей Чехова, например, о народе русском как о "беспастушном стаде".

- Может быть, Смелянскому и мало чеховских мыслей, но общедоступный театр вынужден работать и для народа, скажем так. Как при этом не окочуриться, если под прессом маскульта этот же зритель-народ чувствует себя очень даже комфортно?

- Но ведь всегда будет желание и чего-то духовного, того, что западает в душу, а не только потакает инстинктам. Уверен, зритель этого ждет. Понимаете, какая сегодня возникает ситуация: Запад, к сожалению, заставил нас играть по многим своим законам - и в культуре, и в политике. Культура Запада - замечательная. Но она во многом рациональная. И когда мы начинаем как бы подстраиваться под эту культуру, то пропадает то замечательное, что всегда было и в украинском, и в русском театре. Исчезают духовные традиции Амвросия Бучмы, Дмитрия Милютенко, Полины Куманченко, Михаила Романова, Юрия Лаврова, многих других великих актеров. Тревожно, когда театральная жизнь приобретает характер конвейера. Тот же Гельман недавно сказал, что мы сейчас строим общество, которое не только построено, но и отражено в великих творениях кино и театра. То есть капиталистическое общество. И вот в этой "стройке" порой мы ведем себя как дублеры, не задумываясь над тем, что у нас есть свои ценности. Пытаемся что-то выбросить, над чем-то поглумиться.

- Почему таких вот масштабных личностей сегодня стало меньше или их нет вовсе? Время слизало языком? Или так сложились исторические обстоятельства?

- С одной стороны, конечно, время. За последние 25 лет заметен некий инфантилизм поколения. Существует же закон, согласно которому каждое поколение должно пережить свою трагедию - и через эту трагедию человек осознает свое сопротивление окружающей действительности... Может быть, последние события в стране будут способствовать рождению личностного начала в артистах...

- Трагедия всегда восходит к катарсису. Но кто сегодня вообще плачет в театре?

- Не забывайте, что поколение замечательных актеров, многие из которых уже ушли, а другие уходят на наших глазах, жило во внутреннем духовном конфликте с государством. Может, не было понимания этого, ведь многие не являлись диссидентами и не выступали открыто. Но возникала внутренняя оппозиционность, рождались некие "антитела", проявлялась духовная мощь. А когда нет понимания "во имя чего?", "против чего?", "ради чего я выхожу на сцену?", тогда начинают скатываться к штучкам, к фишкам, к китчу... К тому, что называется бездуховным искусством, которое не требует никаких затрат. Поймите, я не хочу сказать, что кого-то нужно бить социальной дубиной по одаренному лбу, но драматизм жизни ими должен ощущаться...

Многие сегодня уже понимают: мы потеряли поколение двадцатилетних. Наша страна во многом их потеряла, потому что были тяжелые условия становления государства и заниматься духовной жизнью было некогда. Они сегодня очень мало знают. Или вообще ничего не знают. Когда студенты третьего курса Театрального института не читали "Театральный роман" Булгакова, когда для них многие вещи просто являются terra incognita, то о чем говорить...

- Вы часто говорите в интервью о том, что Киев - особый театральный город. Значит ли это, что ему нужны только "звезды", только имена и только бульварные антрепризы, если зрители игнорируют лучшие спектакли, к примеру, Фоменко?

- Петр Фоменко занимается человековедением. Причем тот Фоменко, который начинал как ученик Гончарова с сатиры ("Смерть Тарелкина" в Театре Маяковского), затем руководил Театром комедии в Ленинграде (когда он работал с чужими для себя актерами), так вот, этот же Фоменко сегодня иной... Он воспитал свой курс. И работает с людьми, которые его понимают.

- Когда вы гастролировали в Москве, там активно обсуждались проблемы реформы театра. Многие деятели выступали против резкого "хирургического" вмешательства чиновников в творческий процесс...

- Во многом это трагическая проблема, которая в Москве действительно существует. Предположим, Марк Захаров зарабатывает миллион рублей в год, а какой-нибудь театр помельче - 150 тысяч. А казначейство Москвы берет все эти деньги и у Захарова, и у того театрика и делит их на свое усмотрение. Захарову оставляет половину, другим что-то добавляет. Тогда зачем надрываться, зарабатывать, думать о кассе? Когда мы были в Москве, появилась довольно резкая статья Константина Райкина на эту тему, потому что "Сатирикон" хорошо зарабатывает и ему есть что терять. Я вам скажу, не называя цифр, что и наш театр зарабатывает треть своего бюджета, а две трети дает государство. Нас достаточно хорошо субсидировали последние годы. Но и без своих заработков мы ничего бы не смогли... Не проходит трех дней, чтобы кто-то не пришел ко мне в кабинет и не попросил материальную помощь: болезни, потери... В театре 450 человек, немало пожилых людей в разных цехах - всем нужна помощь. Я много лет руковожу этим коллективом, и для меня главный принцип: не навреди! Десять раз подумаешь, прежде чем что-либо сделаешь.

Я сейчас делю весь мир и всю страну на тех, кто разрушает и кто созидает. Есть люди, которые биологически стремятся все развалить (а это очень легко), а вот создать что-нибудь весьма непросто.

- Олег Табаков, как известно, придумал свои категории деления актеров в одной труппе: первая (нужные), вторая (иногда нужные), третья (практически не нужные). Допустимо ли делить театр на такие сегменты?

- Возможно, я старомоден, но так бы не делил. Это болезненно воспринимается. Вот у нас на фасаде вывешена реклама. И приходят актеры, жалуясь: "А моя фамилия набрана меньшими буквами, чем фамилия такого-то артиста". Все это самолюбие. В особенности актерское самолюбие, трепать его попусту, просто так - бесчеловечно, да и не нужно. Для актеров это трагедия. Понятно, что все заняты в репертуаре в разной степени, но не может быть в театре людей второго сорта. Это создает такую пружину, которая может разжаться в любой момент - и ударить по всем...

- Что в ваших репертуарных планах после "Корсиканки"?

- Надеюсь, Виталий Ефимович Малахов поставит пьесу под названием "Весь Шекспир - за один вечер!". Она мощно идет во многих западных театрах. Там три актера разыгрывают шекспировские сюжеты...

- Полагаю, для такого проекта нужны артисты термоядерные, чтоб все и всех сыграть?

- Ну, троих-то найдем. После этого, возможно, в феврале, запустим пьесу Оскара Уайльда "Как важно быть серьезным" - для молодежи.

- Сами ставите?

- Нет. Я же ставил этот спектакль в 1976-м. И он шел пятнадцать лет. У нас "Как важно быть серьезным" поставит Ирина Барковская, а в моих планах - "Дворянское гнездо" по Тургеневу и "Мера за меру" Шекспира.

Есть большое желание продолжить сотрудничество с Аркадием Кацем. Если все получится, он начнет готовить уже в новом сезоне "Доходное место" Островского. В августе 2006-го - 150-летний юбилей Ивана Франко. Михаил Рощин написал интересный вариант инсценировки повести "Для домашнього вогнища". Надеюсь, это будет еще одна украинская классическая вещь на нашей сцене после "Каменного властелина" Леси Украинки.